3 сентября 1914 года российские войска взяли Львов, принадлежавший тогда Австро-Венгерской империи. Какую роль это событие сыграло в истории Украины и как повлияло на исход Первой мировой войны, мы рассказываем ровно 110 лет спустя.
Австрийский просчет
Когда говорят о войне 1914-1918 годов, обычно представляют многокилометровые окопы, между которыми идут перестрелки или локальные перемирия с братаниями на почти недвижимой линии фронта. Однако начальный период Первой мировой был совсем другим. Тогда, 110 лет назад, почти никто не думал об обороне – все стремились в атаку, чтобы побыстрее победить и вернуться домой.
Сравнивая Первую мировую со Второй, о ней обычно говорят как о войне, в которой стороны сначала долго готовились, проводя мобилизацию, а потом уже начинали сражения. Но на самом деле начало обеих войн выглядело почти одинаково: если в 1939-м война стартовала с блицкрига Германии в Польше и пассивного подготовительного периода на Западном фронте, то в 1914-м немецкий блицкриг накрыл Францию, Бельгию и Люксембург, а на Восточном фронте все начиналось вяло.
Однако затем события в начале Первой и Второй мировой войны пошли принципиально разными путями.
В 1939 году Франция и Британия не предприняли почти никаких активных действий на Западном фронте, чтобы помочь своему восточному союзнику - Польше, против которой Германия наносила основной удар. Благодаря этому немцы разгромили быстро поляков, а потом перебросили на западный фронт свои основные силы и разбили англо-французские войска, принудив Францию к капитуляции.
В 1914 году, когда немцы рвались к Парижу, Россия, хоть и не успела толком подготовиться к войне (из-за обширной территории и менее плотной железнодорожной сети ей требовалось гораздо больше времени на мобилизацию, чем странам Западной Европы), очень быстро перешла в наступление, вынудив немцев перебросить силы с Западного фронта.
4 августа Германия начала блицкриг на Западном фронте, а уже 17 августа русская армия начала наступление против немцев в Восточной Пруссии (сейчас эта территория разделена между Россией и Польшей).
Наступление было неподготовленным и потому провалилось. Тем не менее, как считается, именно Восточно-Прусская операция российской армии вынудила германское командование бросить свои резервы на этот фронт, что позволило французам на Западе прийти в себя, организовать оборону и совершить "Чудо на Марне" – отбросить дошедшие почти до Парижа немецкие войска на 50 км.
Однако эта общепринятая конструкция не совсем верна. У того, что Германии не хватило войск для разгрома Франции, была не одна, а две причины: резервы ей понадобились не только для отражения русского наступления в Восточной Пруссии, но и для прикрытия своего юго-восточного фланга, где неожиданно возникла угроза российского вторжения. А возникла она из-за итогов Галицийской битвы, в которой Россия наголову разгромила Австо-Венгрию.
Вена в самом начале войны вела боевые действия в основном против Сербии (с противостояния Австро-Венгерской империи, с которой и началась Первая мировая война).
Однако затем австрийцы решили атаковать и Российскую империю.
Австрийская артиллерия Первой мировой
В Вене, в принципе, здраво рассуждали, что Санкт-Петербург, проведя мобилизацию, рано или поздно все равно выступит на помощь Белграду, однако выводы из этого сделали неправильные.
Правильная логика подсказывала громить всеми силами Сербию и параллельно выстраивать оборонительную линию против России. Однако вот здесь и сказалось то, что мы имеем дело с начальным периодом Первой мировой, когда штабы европейских государств еще не имели последующего опыта – проще говоря, не умели выстраивать глубокоэшелонированную оборону. Поэтому Франц-Иосиф пошел другим путем: он решил, что у Австро-Венгрии есть возможность параллельно с балканскими сражениями провести еще одну успешную войну, пока российская армия не успеет провести мобилизацию.
Тут нужно отметить, что граница Российской и Австро-Венгерской империй тогда начиналась на нынешней польской территории западнее Кракова, далее шла по Висле и переходила на нынешнюю территорию Украины, где Волынь и Подолье находились на российской территории, а Закарпатье, Галичина и Буковина – на австро-венгерской.
8 августа, на российскую территорию вторглась, переправившись через Вислу, 7-я австро-венгерская кавалерийская дивизия и направилась к Климантову. На следующий день сильные австрийские колонны заняли Мехов и Водзислав. 7-я австро-венгерская кавалерийская дивизия, которой был придан польский легион будущего лидера этой страны Юзефа Пилсудского, заняла Кельцы, но 15 августа 1914 вступила в бой с российской 14-й кавалерийской дивизией и отступила из города.
Собственно, на этом длившееся неделю австро-венгерское "наступление" закончилось. Охватывало оно лишь небольшую этнически польскую территорию, в то время как южнее, на будущих землях Украины, не происходило практически ничего.
Почему Вена выбрала такой план действий? Для ответа на этот вопрос нужно взглянуть на карту Восточной Европы той эпохи. Там отчетливо видно, что Россия имеет на западной границе огромный выступ в виде Царства Польского, над которым с севера нависает немецкая Восточная Пруссия, а с юга его подпирает австрийская Галиция и Лодомерия. Очевидно, в австрийском штабе рассчитывали, что, разгромив русские войска в восточно-прусском сражении, Германия повернет на юг, а Австро-Венгрия ударит на север, и совместными усилиями они возьмут Царство Польское в клещи, замкнув его в окружении.
При этом австрийское командование по-прежнему сохраняло убежденность, что Санкт-Петербург на его фронте никаких активных действий не предпримет. И, как уже сказано, грубо просчиталось. Свою ошибку оно могло понять уже 11 августа, когда российская 7-я кавалерийская дивизия с боем заняла Сокаль (ныне Львовская область), а 14 августа 1-я Донская казачья дивизия – местечко Нароль (Польша). Однако в Вене все еще считали, что речь идет о локальных боях и что на большее противник не способен.
Единственный правильный вывод, сделанный австрийским командованием, состоял в том, что у русских есть преимущество на южном участке фронта (то есть в нынешней Украине). И его попытались ликвидировать.
17 августа 1914 у Сатанова 5-я австро-венгерская кавалерийская дивизии переправилась через Збруч, но была остановлена и отброшена обратно за реку. В тот же день 1-я австро-венгерская кавалерийская дивизия, переправившаяся через Збруч в районе Каменец-Подольска, имела вначале некоторый успех. Оттеснив российскую пограничную стражу, она обстреляла и заняла город. На следующий день передовые части австрийской конницы, наступавшие по шоссе Каменец-Подольск – Дунаевцы, заняли местечко Маков (на середине пути между этими двумя пунктами). Но дальнейшее продвижение австрийцев к Дунаевцам было остановлено 1-й Кубанской казачьей дивизией. Австрийская конница 19 августа 1914 вынуждена была оставить Каменец-Подольск, не успев собрать контрибуцию, наложенную на город.
На этом Вена и успокоилась, посчитав, что на левом (южном) фланге Русского фронта теперь начнется долгое стояние войск друг против друга, во время которого противник сосредоточится на уже начавшейся к тому времени битве с немцами в Восточной Пруссии, а сама Австро-Венгрия накопит резервы. Однако, как оказалось, для российской армии все произошедшее было лишь разведкой боем, и ее война на этом фронте только начиналась.
Галицийская битва
18 августа 8-я армия генерала Алексея Брусилова выступила из района Дубно и Проскурова (Хмельницкого), и 20-го числа пересекла границу, перейдя через Збруч к юго-востоку от Тарнополя (Тернополя). Так началось первое российское наступление в этой войне и вообще первое наступление Антанты в борьбе с союзом Германии и Австро-Венгрии.
Санкт-Петербург рисковал. Во-первых, как уже сказано, российская армия уже вела тяжелое сражение в Восточной Пруссии, где в любой момент могли понадобиться резервы. Во-вторых, преимущество в численности солдат на этом фронте в тот момент имела Австро-Венгрия – 495 тысяч против 337 тысяч, и наступать при таких раскладах выглядело самоубийством. Однако тот факт, что Вена именно так и думала, сыграл в пользу русских: австро-венгерская армия не готовилась обороняться и, естественно, оказалась не готовой отразить атаку противника.
Продолжая двигаться по австрийской территории практически без сопротивления, 8-я армия Брусилова 23 августа переправилась через приток Днестра Серет, а потом и через другой его приток – Стрыпу (оба в нынешней Тернопольской области). Лишь 25 августа, когда русские войска дошли до реки Коропец (еще один приток Днестра в той же области), они нарвались на австрийцев, которые, впрочем, не столько оборонялись, сколько пытались провести встречное наступление. Но уже набравшая ход российская 8-я армия прошлась по противнику катком.
В общей сложности за восемь дней наступления Брусилов со своими войсками преодолел 150 км, взяв Тарнополь и Чертков и приблизившись к Стрыю и Бродам.
Российская армия входит в галицкое местечко. Сентябрь 1914
Севернее 8-й армии наступала 3-я под руководством генерала Михаила Рузского, которая поначалу также почти не встретила сопротивления. Она вышла из районов Луцка, Дубно и Кременца 19 августа и за шесть дней прошла 100 км, взяв Броды и приблизившись ко Львову.
Именно в полосе 8-й армии 21 августа произошло последнее крупное кавалерийское сражение в мировой истории: во встречном бою у Ярославиц (ныне Тернопольская область) сошлись 10-я российская и 4-я австрийская кавалерийские дивизии. Конники генерал-лейтенанта Федора Келлера наголову разбили противника.
Как все это оказалось возможным в ситуации, когда австрийская армия имела численное преимущество?
Причин было две.
Первая: при относительном равенстве количества стволов артиллерии российская армия использовала ее намного грамотнее.
Вторая и главная: основные силы Вена по-прежнему держала в Западной Галиции, то есть в польских районах, и по-прежнему пыталась решить задачи по окружению и разгрому российских войск в Царстве Польском. Вот на этом – правом – фланге фронта Австро-Венгрия действительно имела большой численный перевес: российским 4-й (генерала Антона Зальца) и 5-й (генерала Павла Плеве) армиям противостояли две полноценных австрийских армии – 1-я генерал-полковника Виктора Данкля и 4-я, возглавляемая бывшим военным министром Морицом Ауффенбергом (при этом левый фланг закрывала лишь одна армия – 3-я генерала Рудольфа фон Брудермана).
То есть 337 тысяч русских войск были разделены между правым и левым флангами приблизительно пополам, в то время как австрийцы держали более 300 тысяч на правом фланге и менее 200 тысяч на левом.
Двукратное преимущество в количестве солдат на Люблинском направлении позволило австрийцам перейти в наступление. 22-24 августа основные силы 1-й австрийской и 4-й российской армий сошлись в сражении под Красником, которое завершилась поражением и отходом последней. 25 августа 5-й российская армия вступила в бой с 4-й австрийской у Комарова и также проиграла его. Результатом этих неудач стала потеря Россией Люблина – и ситуация, в которой план по окружению ее войск в Царстве Польском становился реальностью.
Для этого нужно было только, чтобы 3-я австрийская армия, пусть даже отступая, смогла удержать южный фланг и не дать прорваться противнику в тыл наступающим 1-й и 4-й армиям. Судьба всего фронта решалась в сражении двух третьих армий – генералов фон Брудермана и Рузского. Силы были приблизительно равны, но австрийцы не знали, что на помощь противостоящей стороне уже идут части 8-й армии Брусилова, которые победили в трехдневном сражении (23-26 августа) с отдельной армейской группой Кевеса, спешно созданной из частей воевавшей в Сербии 2-й армии, у реки Золотая Липа (восточнее Галича).
Объединенные силы Рузского и Брусилова сошлись с армией фон Брудермана у реки Гнилая Липа к юго-востоку Львова, и именно действия "брусиловцев", прорвавших правый фланг противника, привели к катастрофе австрийцев. Двухдневное сражение 29-30 августа закончилось бегством войск фон Брудермана, бросивших вооружение и аммуницию.
Русские войска разбирают брошенную амуницию австрийской армии. Сентябрь 1914
Образовавшуюся дыру на фронте требовалось срочно закрыть, и австрийское командование остановило наступление на северном фланге, перебросив свою 4-ю армию на помощь бегущей 3-й. Однако шедшие на помощь войска Ауффенберга еще были на марше, когда им пришлось вступить в бой у Равы-Русской с 3-й российской армией. 4-я австрийская армия попыталась дать встречное сражение войскам Рузского, однако она к нему не была готова. Воспользовавшись тем, что левый фланг войск Ауффенберга остался неприкрытым (там в теории должна была оказаться 1-я армия Данкля, но она продолжала бои на Люблинском направлении и приказа развернуться не получила), 3-я российская армия нанесла туда основной удар.
Сражение у Равы-Русской формально продолжалось восемь дней – со 2 по 11 сентября. Однако в действительности речь шла об отдельных временных отрезках, во время которых ситуация постоянно менялась.
Сначала армия Рузского зашла в тыл к войскам Ауффенберга и обратила их в бегство, потом на южный участок прибыла из Сербии 2-я австрийская армия и вместе с остатками 3-й вынудила перейти к обороне войска Брусилова. Наконец, опираясь на них, 4-я армия Ауффенберга пришла в себя, что позволило таки австрийцам создать перевес на львовском направлении.
Но потом рухнула оборона оставшейся в одиночестве 1-й армии Данкля, и в наступление с севера перешли 4-я и 5-я российские армии.
Наконец, Санкт-Петербург ввел на фронт новосозданную 9-ю армию генерала Платона Лучицкого, которая расположилась на самом юге фронта и практически беспрепятственно вошла в Буковину, 2 сентября взяла Черновицы (нынешние Черновцы) и продолжила быстрое наступление.
Группировка 2-й, 3-й и 4-й австрийских армий, намеревавшаяся 10 сентября начать наступление на львовском направлении на армии Рузского и Брусилова, оказалась окруженной с трех сторон, при этом в тылу войск практически не было, и это угрожало тем, что 4-я и 5-я российские армии с севера и 9-я с юга просто замкнут окружение за их спинами.
Началось отступление, которое под преследованием 3-й и 8-й российских армий превратилось в бегство.
Еще в ходе первых дней битвы – 3-4 сентября – армия Рузского взяла Львов, а армия Брусилова – Галич. После победы в Рава-Русской битве "трофеи" падали в руки российской армии один за другим в течение недели, пока 17 сентября она не уперлась в укрепленную крепость Перемышль. Тут линия фронта остановилась, поскольку для быстрого штурма крепости у русских не хватило снарядов.
Российская армия входит во Львов. 3 сентября 1914
Так закончилась Галицийская битва, исходом которой стала первая победа войск Антанты в Первой мировой. Но ее значение не только в символизме: этот успех изменил положение на всех фронтах войны.
Во-первых, план по окружению российских войск в Царстве Польском сорвался, так как немцы, даже победив в Восточной Пруссии, в своем наступлении с севера больше не могли рассчитывать на встречный австрийский удар с юга. Кроме того, победа российской армии в Галицийской битве позволила перебросить освободившиеся армии (4-ю и 9-ю) на германский фронт и остановить наступление немцев в Польше.
Во-вторых, усиление российской армии войсками с Юго-Западного (австрийского) фронта на германском направлении вынудило Берлин перебросить туда части из Франции и тем самым отказаться от плана завершить войну на Западном фронте до конца 1914 года.
Больше того, именно это усиление привело немецкое командование к выводу, что для победы на западе нужно сначала разгромить российские войска на востоке, что и вылилось в стратегический план на 1915 год (масштабное наступление Германии на Восточном фронте), который в итоге позволил Франции и Британии выиграть время для формирования полноценной армии.
В-третьих, переброска 2-й австрийской армии на русский фронт спасла Сербию и Черногорию от быстрого разгрома, позволив им продержаться еще целый год.
Так что без преувеличения можно сказать, что судьба Первой войны решилась в Галицийской битве 1914 года. Но это геополитический аспект, важный для всего мира. А параллельно решалась судьба и той земли, по которой эта битва прошлась катком.
От русинов до украинцев
Тогда эта земля называлась Королевством Галиции и Лодомерии. Странное название "Лодомерия" не должно никого смущать, если вспомнить его изначальное латинское написание Ladimiria – то есть земля Владимира. А Lodomeria – это просто перекрученное название, вошедшее в обиход неславянских народов из-за венгров: они именно так назвали эту землю еще в 13 веке.
Королевство Галиции и Лодомерии вошло в состав Австрийской империи еще при первом разделе Речи Посполитой (то есть Польши) в 1772 году. Тогда в него входили те земли, которые сегодня называются Галичиной, а также небольшой кусок Малой Польши. Однако через три года к ним добавили Буковину, а при третьем разделе Речи Посполитой – еще один кусок Малой Польши вместе с Краковым, названный тогда Новой Галицией.
Хотя формально все эти территории составляли единую землю, принадлежавшую австрийской (именно австрийской, а не венгерской) короне, фактически они стали делиться на две части. Одна, входящая в Краковский судебный округ, получила неофициальное название Западной Галиции, другая, подчиненная судебной власти Львова, – стала именоваться Восточной Галицией.
Этническая карта Австро-Венгрии. Галиция окрашена в два цвета – "польский" и "русинский"
Именно это название – Восточная Галиция – и фигурировало в отношении нынешней Галичины во всех газетах того времени. В том числе и в российских, хотя сторонники идеи славянского единства пытались вернуть в обиход название Червонная Русь.
Кстати, именно со славянофилов и началось национальное движение в этом регионе.
Национальные движения в принципе – это явление XIX века, ставшее последствием Великой французской революции.
В Восточной Европе оно проявило себя после наполеоновского нашествия и нашло наиболее яркое выражение в Польском восстании 1830 года.
Параллельно процесс рождения национального самосознания начал происходить и в Восточной Галиции, где три воспитанника Львовской духовной семинарии – Маркиан Шашкевич, Яков Головацкий и Иван Вагилевич – в 1834 году организовали славянофильскую организацию "Русская троица". Правда, их движение относилось больше к литературе и имело очень смутную политическую идею.
Серьезный политический толчок движению дал российский историк-славянофил Николай Погодин, который в 1835-1840 годах неоднократно приезжал во Львов, экспортируя туда свои идеи, известные как "завет" московского князя Ивана Калиты о необходимости объединения всех земель Древней Руси.
В Восточной Галиции они легли на благодатную почву сразу по нескольким причинам.
Именно в тот период галичане (как и многие другие народы Восточной Европы) под влиянием польского движения осознали, что являются не просто подданными императора, но и отдельным этносом. При этом весь исторический путь подсказывал направление поисков: регион веками входил в Речь Посполитую как "Русское воеводство", а наследовавшие полякам австрийцы называли его жителей "русинами" (сами они долгое время предпочитали название "русняки"). Естественно, соседнее государство, названное Россией и населенное русскими, воспринималось как родственное.
Впрочем, когда галицкая национальная идея сформировалась, она все же носила несколько иной характер, чем проповедовал Погодин. В 1848-м в охваченной социальной революцией и национальными движениями Австрийской империи был образован первый политический орган Восточной Галиции – Главная русская рада, – в нескольких воззваниях которого эта идея и была сформулирована. Вкратце она звучала так: мы – единый народ с русинами, которые живут через границу (то есть с украинцами, проживающими в Российской империи), а великороссы (то есть русские) – наши "соплеменники".
В ту эпоху, когда Санкт-Петербург помогал Вене подавлять революцию и национальные движения 1848-1849 годов, которые чуть было не привели Австрийскую империю к краху (в первую очередь речь идет о венгерском восстании, которое Вена смогла подавить лишь с помощью армии Российской империи), такая позиция галицкого политического органа не казалась австрийцам опасной.
Больше того, Главная русская рада поддержала австрийскую власть в ее борьбе с врагами империи, так что тот факт, что Санкт-Петербург начал оказывать финансовую помощь русинскому движению, в конце 40-х – начале 50-х годов XIX столетия никаких протестов у Вены не вызвал. Больше того, в рамках реформ, на которые Империю толкнула революция, русины в числе других народов империи получили значительные национальные права – на организацию обучения на родном языке, издание на нем газет и использование в органах местного самоуправления.
Однако вскоре геополитические расклады в Европе изменились – в Крымской войне 1854-1856 годов Австрия выступила против России, что не могло не отразиться и на ситуации в Восточной Галиции: Вена стала рассматривать русофильское движение как нежелательное.
Вскоре после этого началось расслоение движения, в котором выделилось еще одно направление – народовское. Его отличие от базового русинского русофильского движения состояло в том, что оно выступало против политического единства с Российской империей и вообще не считало русских (великороссов) близкородственным народом. Естественно, в силу новой геополитической реальности такое движение получило поддержку австрийских властей.
Почему оно возникло? Важную роль сыграли последствия австрийских реформ 1848 года: если до них Россия для Восточной Галиции выглядела как национальный маяк, то после русинский язык в регионе получил те права, о которых и не мечтали защитники украинского языка в Российской империи, где его считали "малороссийским наречием" (об этом ниже). Кроме того, австрийцы в 1848 году отменили в Галиции крепостное право (в России это произойдет только в 1861 году).
В то же время в Галиции Вена сделала свою основную ставку не на русинов. До того австрийцы активно использовали последних для противостояния полякам, среди которых были сильны революционные настроения. Особенно ярко это проявилось накануне и во время революции 1848 года, когда поляки пытались "качнуть" ситуацию, но эти попытки были подавлены австрийцами при поддержке русинов.
Но после 1848 года концепция поменялась, и Вена переориентировалась на поляков.
В 1867 году император Франц-Иосиф провозгласил новую реформу, согласно которой устанавливалась своеобразная иерархия народов: помимо немцев (австрийцев), государствообразующей нацией объявлялись венгры, "вторым сортом" становились поляки и хорваты, а остальные включались в "третий сорт". На практике это означало превращение Австрии в Австро-Венгрию и передачу Королевства Галиции и Лодомерии под фактическое управление поляков.
Почему Вена здесь сделала ставку на поляков? С одной стороны, потому что среди русинского движения Восточной Галиции (как и Буковины, и Закарпатья) по-прежнему были очень сильны русофильские настроения, с другой – поляки в 1863-м подняли восстание в Российской империи, чем показали себя народом, враждебным Санкт-Петербургу.
Подобная ставка власти затормозила раскол русинского национального движения, поскольку обе его части – и русофилы, и народовцы – имели единую ближайшую цель: завоевание политических прав для своего народа и по этой теме они сразу вошли в клинч с поляками. Поэтому еще в 1883 году на выборах Галицкого сейма они выступали единым списком под руководством "Главного русского комитета избирательного" и требовали уравнять в административных правах поляков и русинов.
Однако в 1885 году раскол все же произошел, причем не только между русофилами и народовцами, а внутри последних. Часть народовцев выступила за компромисс с поляками, по которому признавалась фактическая власть последних в Королевстве Галиции и Лодомерии (и верховное правление австрийцев) в обмен на расширение прав для русинского народа.
Соглашение, получившее название "Новая эра", состоялось в 1890-м. На его основе наместник Галиции и Лодомерии граф Казимеж Бадени пообещал предоставить несколько депутатских мест в парламенте, ввести русинский язык в судах и административных органах, открыть три русинских гимназии и правительственную газету на русинском языке "Народный журнал".
Следствием этого соглашения стало еще одно историческое событие: провозгласив себя движением, лояльным Австро-Венгрии и враждебным России, народовцы отказались от самоназвания "русины" и начали называть себя украинцами, подчеркивая свое этническое единство с украинцами, которые проживали в Российской империи.
При этом русофильское движение также некуда не исчезло и оставалось по-прежнему важным фактором общественной жизни Галичины.
Собственно, именно тогда, в начале 1890-х, сформировался тот национально-политический ландшафт, который застала Первая мировая война.
Молодой Франц-Иосиф I
При этом в Российской империи также шли определенные процессы.
Украинцев там воспринимали как часть "триединого русского народа". С одной стороны, это делало украинцев частью "титульной нации" Империи и обеспечивало их равными правами и возможностями с русскими (естественно, с учетом сословного положения). С другой - накладывало ограничения на развитие собственно украинского языка и культуры.
И тренд этот со второй половины 19 века только усиливался. Причем в качестве обоснования имперские власти продвигали тезис, что сами "малороссы" против преподавания своего языка в школах.
"Само возбуждение вопроса о пользе и возможности употребления этого наречия в школах принято большинством малороссиян с негодованием. Они весьма основательно доказывают, что никакого особенного малороссийского языка не было, нет и быть не может, и что наречие их, употребляемое простонародьем, есть тот же русский язык, только испорченный влиянием на него Польши… Общерусский язык… гораздо понятнее, чем теперь сочиняемый для него некоторыми малороссами и в особенности поляками так называемый украинский язык. Лиц того кружка, который усиливается доказывать противное, большинство самих малороссиян упрекает в каких-то сепаративных замыслах, враждебных России и гибельных для Малороссии", – писал киевский цензор Лазов в докладной записке, которую в июне 1863 года переслали министру внутренних дел России Петру Валуеву.
Валуев эту точку зрения поддержал и добился согласия императора Александра II на издание циркуляра, получившего в истории его имя. "Валуевский циркуляр" касался лишь одной сферы – литературной, запрещая печатание на "малороссийском наречии" религиозных книг и учебников. Однако сам факт того, что запрет вводило МВД, свидетельствовал о его политическом характере.
На этом фоне расширение прав украинцев на территории Австро-Венгрии оказало большое влияние на формировавшееся на рубеже веков в Российской империи украинское национальное движение.
В частности, во Львовский университет пригласили преподавать молодого киевского историка Михаила Грушевского.
Сын знаменитого преподавателя русской словесности из Холмской губернии Сергея Грушевского стал украинофилом еще во время своей учебы в Киеве в конце 1880-х. Переехав во Львов, он углубил свои взгляды, отстаивание существования отдельной украинской нации, в противовес официальной доктрине Российской империи. Именно во Львове в 1898 году был издан первый том "Истории Украины-Руси", где эти взгляды были систематизированы.
Австрийские власти украинское движение поддерживали. В 1903 году они разрешили издавать в Вене ежемесячник Ukrainische Rundschau, предназначенный для популяризации украинской идеи в Европе. В 1912 году начала действовать скаутская организация "Пласт".
Естественно, Вена делала это исходя из своих интересов - пытаясь получить рычаг влияния на украинское население Российской империи на случай войны.
На этом фоне и родилась популярная доныне в России легенда о том, что "украинство придумали в австрийском Генштабе".
Однако, нужно сказать, что точно такую же политику вела и Российская империя в отношении славянских народов Австро-Венгрии. Опираясь на идеи славянофильства, Санкт-Петербург выстраивал отношения не только с русофилами в Галиции, но и с чехами, и с другими народами.
И если во время войны австрийцы формировали подразделения из украинцев ("Сичевые стрельцы") и поляков, то Россия сформировала из чехов и словаков многотысячный Чехословацкий корпус.
Возвращаясь к ситуации в Восточной Галиции, нужно учесть, что и украинское, и русофильское политические движения не носили массового характера: они включали в себя лишь интеллигенцию, духовенство и зажиточное крестьянство, которое в силу своего достатка интересовалось еще чем-то, кроме необходимости выживать.
Однако большинство украинцев-русинов Восточной Галиции оставались крайне бедными, и их интересовали в те годы не столько политические и национальные права, сколько экономические возможности. Неслучайно последнее десятилетие XIX века и первое десятилетие ХХ века стали периодом массовой эмиграции галичан в Америку.
В силу всех этих факторов сложно оценить, кого накануне Первой мировой в регионе было больше – тех, кто считал себя украинцами, или тех, кто считал себя русинами. Русофилов или их противников.
Австро-венгерские переписи в этом плане ничего не дают, поскольку в них отсутствовало понятие "нация", имелись лишь графы "вероисповедание" и "язык". Так, согласно переписи 1910 года, 58,9% жителей Восточной Галиции назвали родным языком русинский (остальные – польский или немецкий), однако отдельного понятия "украинский язык" (как и "идиш") в ней не имелось.
При этом почти 60% украинско-русинского населения не означали, что оно как большинство имеет преимущественные права. Во-первых, выборы проводились, исходя из имущественного ценза, фактически отсекая бедняков (преимущественно украинцев-русин), во-вторых, национальный состав городов, определяющих характер власти, был совсем другим.
Особенно это касалось галицийской столицы – Львова. В том же 1910-м перепись показала, что из 206 тысяч горожан 51,2% составляют католики (то есть в основном поляки и немцы), 27,8% – иудеи (то есть евреи), и лишь 19,1% – греко-католики (то есть украинцы-русины). Эти цифры дают куда больше представления о том, что из себя представляла власть в регионе, но и они, понятно, не отвечают на вопрос о том, какая часть греко-католиков считала себя украинцами, а какая – русинами.
Лишь в 1939-м, перед началом Второй мировой войны, в Польше провели перепись, отражающую национальный состав. И тогда украинцами назвали себя 23 700 львовян, а русинами – 10 700. Но это произошло спустя четверть века после начала Первой мировой, и за три десятилетия после переписи 1910 года Восточная Галиция изменилась коренным образом.
"В отношении победоносного российского войска нужно вести себя вежливо и прилично"
Хотя Первая мировая началась в 1914-м, ее дыхание ощущалось уже как минимум лет шесть.
Для Восточной Галиции оно выражалось во все большем недоверии власти к русофильскому движению. Тем более что представители Российской империи активно с ним взаимодействовал.
В 1902 году лидер петербургских славянофилов граф Владимир Бобринский организовал "Галицко-русское благотворительное общество", которое субсидировало несколько газет на территории Австро-Венгрии.
С учетом того что украинское движение при поддержке австрийцев и поляков получило значительное развитие лишь в Восточной Галиции, в то время как на Буковине и в Подкарпатской Руси русофилы продолжали занимать ведущее положение, активность общества Бобринского рассматривалась Веной как угроза в преддверие войны, в которой Россия однозначно становилась противником.
Как результат – в мае 1910 года австрийцы закрыли все русофильские организации Буковины ("Общество русских женщин", "Русско-православный народный дом", "Русско-православный детский приют", "Русско-православная читальня", "Русская дружина"), а также русские бурсы (общежития для учащейся молодёжи) в Черновцах и Серете. С 1911 года в Восточной Галиции начались процессы над русофилами по обвинению в шпионаже.
С началом же Первой мировой ситуация для них стала и вовсе критической: сначала были закрыты все газеты русофильского направления, а потом начались и аресты. Тюрьмы галицких и буковинских городов оказались переполненными, и тогда в докладной записке от 27 августа 1914 года дирекция полиции Львова потребовала от Галицкого наместника разрешения вывезти около 2 тысяч арестованных "опасных для государства русофилов", с большим трудом размещенных в разных тюрьмах города.
Вена приняла решение высылать заключенных на тыловые территории – в чешский Терезин и австрийский Талергоф. Именно галицкие и буковинские русофилы составили основу заключенных первых в мире концентрационных лагерей. К 9 ноября 1914 года в Талергофе находилось 5700 узников.
Количество погибших в Талергофе галичан и буковинцев точно неизвестно. Назывались различные данные, но все они находятся в промежутке между 4500 и 6000. О жертвах концлагеря в Терезине информации еще меньше. Известно лишь, что речь идет о тысячах погибших.
Естественно, все это изменило политический ландшафт украинско-русинского населения Восточной Галиции, в котором теперь монополию получило украинское национальное движение. Его партии уже 1 августа создали Главную украинскую раду, издавшую манифест: "Нынешняя волна зовет украинский народ стать единодушно против царской империи, за ту державу, где украинская национальная жизнь нашла свободу развития. Победа австро-венгерской монархии станет нашей победой".
Однако наступление российской армии в конце августа и начале сентября 1914 года повернуло ситуацию на 180 градусов, и руководство украинского национального движения эвакуировалось вместе с австрийскими войсками. Так что, когда 3 сентября войска генерала Рузского вошли во Львов, в этом городе оставались и русофилы, и представители украинского движения, но лишенные большинства своих лидеров.
"Население растерялось, власть сбежала, – описывал занятый город корреспондент петербургского журнала "Нива" Всеволод Надеждин. – Офицеры наших передовых отрядов, вступив в город, отправились обедать в зал одного из лучших ресторанов – ресторана Жоржа. Было обеденное время. При появлении русских офицеров местная публика поднялась со своих мест. Офицеры приказали подать шампанского, велели разнести бокалы всем присутствующим и провозгласили тост за здоровье государя императора и за русскую армию. Все собравшиеся кричали "ура". Оркестру приказали играть наш гимн. Он его не совсем хорошо знал, но сыграл, хоть и с ошибками. Публика слушала гимн стоя".
Русские войска у львовского памятника Мицкевичу. Осень 1914
Понятно, что это взгляд с одной стороны линии фронта, где взятие Восточной Галиции назвали "исполнением завета Ивана Калиты". Но вот как описывал в своем дневнике вступление российских войск во Львов авторитетный украинский деятель Владимир Шухевич, дед будущего вождя УПА Романа Шухевича, оставшийся в городе из-за состояния здоровья (через семь месяцев он умрет):
"Вход русских войск начался с ул. Жолквовской. Людей вдоль этой улицы собралась тьма. Около половины 12-го въехал первый патруль. Евреи кричали "урра, vivat!". Патруль состоял из какого-то офицера и нескольких казаков. Когда тот патруль приближался к Преображенской церкви, приказал священник ее, отец Давидович, застелить лестницу ковром, надел фелон, поставил возле себя процессию, а когда патруль поравнялся с входом в церковь, зазвонили колокола на башне церковной, о. Давидович благословил входящие войска, стоя у входа в церковь, а из окон дома о. Давидовича сыпали его жена и панночки цветы на патруль… Когда патруль въехал на рынок, его осыпали цветами, офицерам подали букеты, а перчатник Ольшевский, который еще вчера обходил магазины как член стражи гражданской, ударился в разговоры с офицерами, причем на языке московском, и угощал их папиросами и прочим".
Так встречали русских далеко не все. Тот же Шухевич описывал все увиденное в своем дневнике не просто для памяти, а как для будущего судебного процесса над коллаборантами. Там, где выше проставлены три точки, он написал: "Этот факт подтвердят советники судебные Иосиф Дрималик и Лукомский; видели это и монахини св. Бенедиктинок армянских из окон своего монастыря". Однако в публичной плоскости проявление подобных настроений было невозможно, как, в принципе, и практически при любой оккупации.
Впрочем, и проявления радости, описываемые Шухевичем, вряд ли во всех случаях носили искренний характер – это видно по примеру того же "перчатника Ольшевского", который наверняка просто пытался заручиться лояльностью новой власти.
Кто действительно радовался – так это сумевшие избежать отправки в Талергоф и Терезин галицкие русофилы. Уже 4 сентября Шухевич пишет о том, что "российские власти выпустили всех политических узников". Зато в тюрьму попал финансовый советник местного правительства Лисковацкий – что, по мнению автора дневника, стало личной местью кого-то из "москвофилов", поскольку Лисковацкий "слишком глуп для политики".
Так это или нет в конкретном случае – неизвестно, но то, что фактор "личной мести" русофилов в адрес активистов украинского движения мог иметь место, это безусловно. В первый месяц войны ряд русофильских лидеров оказался в тюрьме по доносам своих политических противников-украинцев, и теперь им, образно говоря, грозил бумеранг.
Естественно, в новой ситуации те из представителей украинского движения, кто остался во Львове, пытались доказать свою лояльность российским властям. 5 августа вышел первый при россиянах выпуск главной украинской газеты Львова "Дiло" с воззванием "К украинцам г. Львова", подписанным двенадцатью ведущими представителями украинского движения, в том числе и Шухевичем:
"Победоносная российская армия входит в стены города Львова. В этой переломной войне призываем всех украинцев города Львова вести себя соответственно свершившемуся факту. Просим и взываем всех сохранять полное спокойствие и достоинство. В отношении победоносного российского войска нужно вести себя вежливо и прилично.
Предупреждаем всех решительно, чтобы, убереги боже, никто не решился выступать враждебно против российских солдат, что привело бы к каким-нибудь убыткам, насилию или подстрекательству, поскольку за необдуманный поступок единицы придется отвечать нашему обществу, в первую очередь – четырем нашим заложникам (общеизвестным и уважаемым членам нашей украинской общины).
Непослушных удерживайте, а в крайнем случае отдавайте в руки власти. От вашего поведения зависит судьба наших людей и нашего дела!".
Собственно, в этом обращении легко вычитать то, каковы были настроения писавших и каковы были причины самого воззвания. Из него очевидно, что украинское движение уже подвергается репрессиям ("четыре арестованных заложника"), поэтому нужно просто выжить.
Политика российской власти в первые недели после овладения Восточной Галицией была неоднозначной.
Наиболее либеральный характер имела ее экономическое направление: в Российской империи, так же как и в Австро-Венгерской, чтилась частная собственность, поэтому большинство владений сохранило своих прежних собственников – в том числе имения польских помещиков, хозяйничавших на большей части земель региона. Последнее, кстати, вызвало большое недовольство русофилов, поскольку оставляло сельское население Восточной Галиции в крайней бедности и в фактическом подчинении поляков.
Из этого правила имелись два исключение: одно касалось запрета водки (в России с начала войны ввели сухой закон), второе – евреев. В Российской империи, в отличие от Австро-Венгрии, иудеи не имели права владения землей, поэтому их земли конфисковывались. Так что отношения с еврейской общиной региона у новой власти, мягко говоря, не сложились, и среди арестантов, которых позже стали отправлять вглубь империи, немалую часть составили зажиточные евреи.
При этом украинские историки, ссылаясь на воспоминания очевидцев, пишут о том, что во Львове после захода русских войск начались грабежи. Другие же пишут о том, что русская армия разворачивала для бедных бесплатные кухни.
Неоднозначной оказалась и кадровая политика российской власти. Русофилы по понятным причинам рассчитывали занять ведущие места в новой администрации, однако их лидеры, как уже сказано, были арестованы и интернированы, а оставшиеся активисты не имели нужного авторитета, и потому назначались преимущественно на второстепенные должности советников и секретарей. К тому же они просто не имели нужного опыта управления, поскольку при Австро-Венгрии всю административную вертикаль составляли поляки. Поэтому российская власть также отдала полякам значительную часть реальной власти в местном самоуправлении.
Еще более неоднозначной оказалась религиозная политика. В отношении католиков, протестантов и даже иудеев ничего не изменилось – хотя они не пользовались поддержкой власти, но и никаких запретов также не испытывали. Зато вокруг греко-католической церкви началось внутреннее противостояние двух центров влияния.
В первые дни войны ее глава митрополит Андрей Шептицкий выступил с обращением в поддержку австро-венгерской армии, чем определил официальную линию всей церкви. После взятия Львова Шептицкого арестовали и вскоре выслали в Киев. Часть священников не стала дожидаться русских и ушла вместе с австро-венгерской армией, а многих из оставшихся вслед за Шептицким арестовали и выслали.
Российский Священный Синод увидел в этом возможность уничтожить "унию" и вернуть всю Западную Украину в православие, для чего туда отправили своих священников.
Однако по причинам не до конца понятным, местная российская администрация затормозила процесс. Граф Георгий Бобринский (дальний родственник уже упоминавшегося лидера петербургских славянофилов Владимира Бобринского), назначенный и. о. генерал-губернатора новосозданной Галицийской губернии, издал постановление, согласно которому православный священник мог возглавить греко-католический приход только в том случае, если три четверти прихожан обратились с такой просьбой.
Это распоряжение резко затормозило процесс перехода местных приходов в РПЦ, который в конечном итоге так и остался неосуществленным вплоть до 1946 года, когда греко-католическая церковь была распущена собором, организованным под контролем властей СССР.
Герб Галицийской губернии на обложке русского журнала. Художник – Георгий Нарбут, который позже нарисует деньги УНР
Царь Николай и "нераздельная Русь"
Среди всех направлений деятельности российской администрации лишь одно не оставляло никаких двузначных толкований – гуманитарное. В ноябре 1914 года Бобринский, уже утвержденный генерал-губернатором, выступил с приветственной речью перед делегацией Львова, в которой объявил стратегическую линию своей политики:
"Восточная Галичина и Лемковщина – исконная коренная часть единой великой Руси; в этих землях коренное население всегда было русское, устройство их должно быть на русских началах. Здесь я буду вводить русский язык, закон и строй".
Впрочем, эту политику российская администрация проводила практически с первых дней. Уже 6 сентября она временно закрыла все газеты на украинском, польском и немецком языках. Среди прочих закрыли "Дiло", вышедшую при новой власти лишь два раза.
18 сентября Бобринский издал постановление "О запрете функционирования разного рода клубов, союзов и обществ и о временном закрытии существующих в Галичине учебных заведений, интернатов и курсов, за исключением учебных мастерских".
Все эти запреты были временными – до формирования новой гуманитарной политики. Когда власть определилась, газеты, общества и школы стали вновь открывать, но не все. Практически полностью были восстановлены издания на польском языке, вновь начали действовать польские школы, но по программам, уже действовавшим в Царстве Польском. Немецкий же язык отовсюду был изгнан как "оккупационный". Другой запрет касался украинского – поскольку коренное население региона назвали "русским".
Это вызвало протест оставшейся во Львове украинской интеллигенции, которая отправила делегацию к новому градоначальнику графу Шереметьеву. Делегаты, включая Шухевича, пытались отстоять право вести культурную работу "в языке для того населения понятном". В ответ на это Шереметьев заявил, что дело обществ теперь не ко времени, а что касается языка, то он знает, что есть только "один русский язык".
Но вскоре новая власть поняла, что активная русификация создает проблемы для управления регионом: "русское" население плохо понимает русский язык и не в состоянии читать вывешиваемые объявления. То же касается школ: введя курсы русского языка для местных учителей, российская администрация осознала, что дети не будут понимать того, что им преподают. Поэтому руководство Галицкой губернии пошло на компромиссный вариант: в течение 1915 года в школах и публичной документации используется "местное наречие", но в русской грамматике, а русский язык повсеместно вводится с 1916 года.
Российские офицеры с галицкой крестьянкой. Осень 1914
Тогда, в последние месяцы 1914-го и первые месяцы 1915-го, "возрождение Червонной Руси" в составе Российской империи" казалось неизбежным. В марте 1915 года был разработан проект "общего русского народного образования", который предполагал в течение пяти лет открыть в регионе 9 тысяч народных школ и других учебных заведений.
9 апреля во Львов прибыл российский император Николай II. Перед его приездом в городе провели "фильтрационные" меры, выслав из него в Россию около 300 активных украинских деятелей. Кроме того, с ноября 1914 по июнь 1915 года жандармское управление военного генерал-губернаторства провело во Львове еще 400 обысков и арестовало 800 человек без т. н. "переписки в порядке военного положения" (украинские историки пишут, что всего за время пребывания россиян во Львове было арестовано 1200 деятелей украинского движения, в глубину России вывезено 578 украинцев, из них 34 священника).
Приезд императора стал кульминацией российского присутствия в Восточной Галиции. Утренние львовские газеты известили горожан об ожидаемом прибытии монарха, город был убран и украшен флагами, военные оркестры играли русский имперский гимн.
Николай приехал в сопровождении верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича и генерал-губернатора Бобринского. Приветствуя с балкона дворца наместника собравшихся львовян, царь провозгласил: "Да будет единая, могучая, нераздельная Русь!".
Падение "русского Львова"
Однакоьпровозглашенное царем "единство Руси" продержалось менее ста дней.
Определяющим для кампании 1915 года стало решение германского командования сосредоточить основные усилия на Восточном фронте. Берлин отрядил на помощь австро-венграм свою 11-ю армию генерала Августа фон Макензена, и та сыграла ключевую роль в прорыве русского фронта в Южной Польше, на участке 3-й армии, которую у ушедшего на повышение Рузского принял генерал Радко Радко-Дмитриев.
Русские теперь вынуждены были отступать. В ходе отступления после Горлицкого прорыва 22 июня 1915 года российская армия оставила Львов. Отступала она так же хаотично, как и австро-венгры в сентябре 1914 года - при отступлении был сожжен главный железнодорожный вокзал города.
Вместе с русскими войсками эвакуировалась и та часть населения Восточной Галиции, которая поддержала ее присоединение к Российской империи. Точные цифры неизвестны, но, по официальным данным, военное командование выписало 10 тысяч пропусков гражданским, решившим покинуть Львов. Общее число галичан, ушедших вместе с российской армией на Волынь, оценивается в 200 тысяч человек, но в него входят также те, кто отбыл по мобилизационному указанию Бобринского.
Естественно, все они рассчитывали вернуться. После первоначальных успехов Германии и ее союзников фронт застыл не так уж и далеко от Львова – достаточно сказать, что Тарнополь оставался под контролем русских войск вплоть до лета 1917 года. Близость линии фронта привела к тому, что летом 1916-го во время Брусиловского прорыва российская армия вновь овладела значительной частью Восточной Галиции и Буковины – в том числе Коломыею и Черновцами. Однако до Львова она так и не дошла.
Если б в России не случилась революция и она бы довоевала до конца войны, войдя в состав стран-победительниц, то, скорее всего, Галиция перешла бы к ней. Однако 1917 год перечеркнул эту перспективу. И после распада Австро-Венгерской империи регион перешел под власть поляков.
События 1914-15 годов сыграли глобальную роль в жизни Галичины, поскольку российское отступление 1915 года фактически положило конец существованию русофильского проекта. Однако дело не только в самой военной потере Львова.
До сентября 1914 года большинство галичан было настроено к России доброжелательно-выжидательно: под влиянием агитации русофилов они допускали, что при власти "родственной" Российской империи русины-украинцы получат политические и – самое главное – экономические права, которых не имели в Австро-Венгрии.
Однако ставка Бобринского на польскую администрацию, сохранение за польскими помещиками их земель, давление на греко-католическую церковь и отказ от использования украинского языка в делопроизводстве, привели к тому, что аполитичное большинство перестало верить в "русский проект".
Ко всему этому добавились проблемы, неизбежные в первые месяцы при захвате территории одного государства другим, – хаос в управлении, разрыв экономических связей, расстройство финансовой системы. Имей российская власть больше времени, она, вероятно, сумела бы устранить все эти сложности, однако русские ушли спустя девять месяцев, произведя на галичан, мягко говоря, неоднозначное впечатление.
Весна 1915. Русские войска незадолго до оставления Львова
Наконец, массовые репрессии австрийцев против русофилов, а также уход последних в 1915 году вместе с русской армией и возвращение ушедших вместе с австрийцами лидеров украинского движения сделали галицкое политическое поле монополярным (если не считать поляков).
И когда летом 1915 года на галицких территориях началось формирование отрядов сечевых стрельцов в составе австро-венгерской армии, число желающих записаться в него оказалось намного выше планируемого количества.
Спустя несколько лет эти стрельцы окажутся главной военной силой украинской революции не только в Восточной Галиции (где они схлестнулись с поляками), но и на территории бывшей Российской империи. А спустя десятилетие именно выходцы из сечевых стельцов организуют цепь подпольных структур, которая приведет к образованию Организации украинских националистов. И когда в 1939-м Красная армия – через четверть века после российской – войдет во Львов, ее встретит совсем другой город и другой регион.
Правда, нельзя сказать, что даже после всех этих событий вся Западная Украина была настроена жестко антироссийски.
Между двумя мировыми войнами, когда Галичина находилась под властью Польши, основным объектом недовольства украинцев была польская власть. Особенно после карательных акций Варшавы 1930 года, известных как "пацификация". Поэтому когда в 1939 году во Львов вошла Красная армия, галичане не сильно жалели об очередном распаде Речи Посполитой, а многие даже приветствовали советскую власть.
Тем более что руководство Советского Союза в 1920-х проводила в УССР политику украинизации, не запрещала украинский язык, а наоборот - оказывала ему поддержку (что, кстати, использовалось в том числе и для создания позитивного образа СССР среди западных украинцев).
Кроме того, среди бедного украинского (преимущественно сельского) населения Галичины были надежды, что пришедшая "власть рабочих и крестьян" отдаст им земли польских помещиков.
Однако репрессии, которые вскоре обрушились на Западную Украину, а также последующая затем коллективизация и роспуск УГКЦ в 1946 году, резко изменили отношение населения к СССР. В сравнение с этой политикой царский генерал-губернатор Бобринский выглядел образцом гуманизма, либерализма и толерантности.
Собственно, это и создало те политические настроения на Западной Украины, которые и проявили себя с конца 80-х годов, когда запустились процессы распада СССР.
А десятилетия спустя РФ, начав вторжение, фактически повторила эту историю, только уже в масштабах всей Украины, резко настроив против себя большинство населения страны. Из общественной жизни Украины теперь исключены любые политические силы, которые выступают за сотрудничество с Россией. Так же как и после 1915 года во Львове они оказались либо в тюрьме, либо в эмиграции. Впрочем, нынешняя война, в отличие от Первой мировой, еще не закончена. И каков будет ее итог и послевоенный расклад сил, пока неизвестно.
